Воспоминания о Субьяко
Марио Кумбат
Воспоминания. Я даже не знаю, сколько лет прошло… Однажды вечером в Олимпийском театре в Риме, почти случайно, я оказался на выступлении тибетских монахов. В последний момент ещё оставалось свободное место. В театре я встретил Лауру Альбини, школьную подругу моей матери, которая рассказала мне о Кармапе и великом учителе дзогчена, жившем в Неаполе, но не желавшем учить.
Позже я получил буддийское прибежище в доме Лауры от Ламы Гендуна, который был проездом в Риме. Ходили слухи, что, вероятно, Намкай Норбу, учитель из Неаполя, согласился [дать учения] и что летом Лаура организует ретрит в Субьяко.
Субьяко. Длинная аллея с посаженными вдоль деревьями вела к вилле. Это были выходные, и мне было очень любопытно. Группа молодых людей уже была там несколько дней.
Норбу Ринпоче. На меня произвели сильное впечатление его простота и спонтанность. Он говорил, и всегда казалось, что он обращается к тебе среди группы и прямо к твоему сердцу.
Шли дни, ничего не было спланировано, мы жили вместе (нас было 15-20 человек), мы ели, разговаривали, гуляли, и Учение возникало спонтанно в самые неожиданные моменты. Образ жизни Норбу Ринпоче сам по себе был Учением. Я решил вернуться на следующей неделе, а потом остался на все летние каникулы.
Я был одержим идеей делать записи, и каждый раз, возвращаясь, я пытался заставить людей рассказать мне о практиках, которые мы постоянно получали, и о терминах, которые слышали, чтобы я мог всё записать. Моя память заставляла меня записывать всё, что только было возможно, чтобы потом перечитывать и стараться понять рационально и более глубоко. Я еще не понимал, насколько важно глубокое понимание, выходящее за рамки схем ума и прямого ознакомления.
Гуру-йога, чод и призывание Дордже Легпы были первыми «спетыми» учениями, которые я даже сегодня не могу петь правильно, так как у меня не очень хороший музыкальных слух. Но тогда в группе я внёс свою лепту, хотя мой пронзительный голос часто выделялся на общем фоне в те моменты, когда не должен был.
Верхний ряд слева направо: Лаура Альбини, Кристина фон Гайспицхайм, Даниэле Коладжакомо, Чогьял Намкай Норбу, Пупе Брунатто, Мария Кампизи. Средний ряд слева направо: Мария Симмонс, Паоло Перелла, Альдо Онето, Паоло Брунатто, Муриэлла Коладжакомо, Энрико Дель Анджело, Нэнси Симмонс, Массимо Факкини, Джулиано Казираги. Первый ряд: Дженнаро Анциано, Марио Кумбат, Марио Мальетти, Элио Румма, Донателла Росси.
Каждый вечер мы все вместе занимались, а затем Норбу Ринпоче с нами беседовал. Часто было трудно оставаться допоздна, но никто не хотел ложиться спать, пока Учитель не пожелает нам спокойной ночи. Затем утром мы беспорядочно являлись на завтрак, а Учитель всегда был рядом, работал и предлагал новые идеи на день.
Это были насыщенные и приятные дни. Шаг за шагом Ринпоче открывал перед нашими глазами и в наших сердцах новый мир и был всегда готов использовать что угодно, чтобы стимулировать нас и помочь нам понять. Однажды он вырезал свисток из камыша, который собрал во время прогулки, и попросил нас попробовать на нем сыграть. Ни у кого ничего не получилось, потому что свисток издавал только грубые свистящие звуки. В конце концов Ринпоче сказал, что раскроет тайну и сыграет сам. Когда он опробовал свисток, тот издал те же шипения и свисты, что и раньше: это был его звук…
Воспоминания о Прате
Ретрит в Субьяко длился уже много месяцев, произведя на нас очень сильное впечатление, и группа, которая приняла в нем участие, — те, кто знал Лауру и встречался у нее дома, — старалась практиковать и углублять полученное от Учителя послание. Мы все были очень ошеломлены. Послание было настолько великим и глубоким, что я был потрясен: наконец-то я встретил путь, который очень глубоко прочувствовал и который дал нам ключ к пониманию нашего существования, значимого на всех уровнях.
В то время было не так много возможностей найти информацию о буддизме — он еще не стал модным — и было всего несколько текстов, причем только для знающих людей. Мы то проводили сессии практики у Лауры (где официально еще существовал центр Кармапы), то просто встречались для обмена мнениями и объяснениями. Было очень трудно полностью понять иконографию и символы Учения, но Костантино, который был, пожалуй, самым сведущим в теории, очень помогал уже в то время. У меня было мало записей и, прежде всего, они были разрозненные, учитывая мое частичное участие в ретрите в Субьяко, но я ревностно хранил их и систематизировал. Моя привязанность к ведению записей сохранялась в течение многих лет, а моя короткая память заставляла меня писать как можно больше. Это казалось мне единственным способом иметь записи, которые можно было бы использовать в качестве основы для практики.
Марио Кумбат
Приближалось лето, и мы не знали, где будет новый ретрит. Наконец пришло известие, что недалеко от Праты, в Кампании, есть земля, принадлежавшая Норбу Ринпоче, где мы могли бы встретиться без особых проблем. К сожалению, там была вода, но не было ничего другого, и нам пришлось бы жить в палатках и установить все необходимое для общего обслуживания.
Маленькая долина в лесу была очень красивой, я не помню точно, сколько нас было, но со времени первой встречи число участников уже значительно выросло. Палатки были разбросаны повсюду — крайне неоднородный лагерь, как по количеству палаток, так и по количеству обитателей. Каждый выбрал себе уголок, который показался ему наиболее красивым и удобным, и мы обустроились, как могли.
В этот раз, учитывая количество участников, мы были вынуждены организовать учение и коллективную практику в четко определенное время, но Ринпоче всегда был доступен, в любой час и время, он всегда был готов дать объяснения или поддержать тех, кто в этом нуждался.
Тем временем я познакомился с Клаудио и Марией. Клаудио был отличным поваром, и оба они были милыми и отзывчивыми людьми. Решение поставить палатки рядом друг с другом и разделить опыт, пространство и организацию было спонтанным. В действительности, в наших палатках была самая лучшая еда и много удобств — помимо всего прочего, у нас всегда была свежая вода — поэтому нас прозвали «средиземноморским клубом» [знаменитый курорт — прим. ред.]. По вечерам по лагерю бродили так называемые преты, то есть те, кто, будучи совершенно неорганизованными, к определённому часу проголодались и искали людей, готовых разделить с ними трапезу. Естественно, «средиземноморский клуб» был фаворитом, в нём всегда можно было найти что-нибудь приличное; я до сих пор помню особенные супы, которые Клаудио умудрялся готовить на маленькой смешной плите.
В один прекрасный день приехали два новичка из северной Италии, Фабио и Тициана, и расположились без палатки на краю лагеря под защитой деревьев и кустов. Они сразу же вызвали любопытство многих: одетые в белые хлопковые одежды, с очень индийскими и аскетичными манерами, они держались особняком, но никогда не пропускали Учение.
Дождь был нашим главным врагом, и если бы он пошел сильнее, то, учитывая условия лагеря, у всех нас возникли бы серьезные проблемы. Дордже Легпа очень нам помог; не раз дождь угрожающе приближался, но менял свое направление благодаря интенсивной практике этого охранителя. Норбу Ринпоче вёл практику, играя на дамару и звеня в колокольчик: он улыбался и говорил, чтобы мы не волновались.
Жители близлежащей деревни считали нас сумасшедшими, которые занимаются странными практиками в лесу. Они были очень любопытны, но в то же время напуганы, и лишь немногие пришли посмотреть и послушать, что происходит. Однако они очень ценили тот факт, что все, более или менее, ходили за покупками в деревню.
С моим стремлением делать записи я всегда был одним из первых на Учениях и сидел рядом с Учителем, чтобы иметь возможность записывать все учения на маленький магнитофон. К сожалению, когда я покинул Рим, все кассеты, которые я отдал одному практикующему, чтобы он сохранил их и сделал доступными для Общины, были утеряны. Существует полная стенограмма ретрита, которая, судя по всему, хранится в библиотеке Меригара. Были серьезные дискуссии о том, как делать расшифровки учений Учителя: нужно ли расшифровывать довольно сложный итальянский язык Учителя слово в слово или лучше изложить текст на разговорном итальянском? Выбор пал на срединный путь: всего несколько небольших поправок, чтобы облегчить чтение и не рисковать изменить глубокий смысл, который Ринпоче передавал в своих беседах. Мы чувствовали, что были не в состоянии интерпретировать текст и заново изложить его в совершенной форме.
Издание этого тома потребовало значительных усилий, он был напечатан (в то время мало у кого были компьютеры) и отксерокопирован в количестве не помню скольких экземпляров. Мне не следовало бы этого делать, но я до сих пор очень счастлив и горд тем, что мы приложили к этому усилия.
Практика углублялась и укоренялась в нас, и мало-помалу она стала частью нашей жизни. Убедившись в том, что одна из задач его жизни — передавать Учение, Норбу Ринпоче больше не сдерживал себя [от дарования Учения], с решимостью и преданным энтузиазмом, которыми я восхищаюсь до сих пор.